— Шерли, ради всего святого! И это вы называете пустяком? Это же невыполнимая задача!

Мы проезжали северный Лондон. Колмс сидел, откинувшись назад и прикрыв глаза с видом человека, пораженного смертной скукой.

— Это действительно элементарно, Чевотсон, но я всегда готов оказать услугу другу. Вы же в ответ потрудитесь выучить наконец азбуку детективного дела — и поверьте, я охотно помогу вам прочесть длинные слова. Итак, решив себя убить, Кипсон явно собирался сделать это до прибытия в Брюстер, поскольку там проверяют билеты. И вот поезд начинает тормозить — мы с вами знаем, что на самом деле это стрелка близ Пеграма, но Кипсон этого не знал. Это объясняет и то, что выстрел не услышали: он смешался с визгом тормозов и шумом машины. Возможно, в тот же момент машинист дал свисток. Скорый поезд всегда останавливается как можно ближе к светофору; тормозной путь у него равняется его длине, умноженной на два, — в нашем случае, скорее, на три. И таким образом мы найдем пистолет на расстоянии, равном умноженной на три длине поезда плюс еще половина длины (поскольку наше купе примерно в середине поезда) от светофора.

— Изумительно! — воскликнул я.

— Проще простого, — пожал мой друг плечами.

В этот миг раздался свисток и завизжали тормоза.

— Светофор близ Пеграма! — воскликнул Колмс почти воодушевленно. — Невероятная удача! Сойдем же здесь и проверим мои вычисления на практике, Чевотсон!

Поезд встал, и мы сошли через правые двери купе. Гигантская махина нетерпеливо пыхтела, дожидаясь, когда же красный свет сменится зеленым, и, стоило ей дождаться, рванулась вдаль, набирая скорость. Колмс считал пробегающие мимо вагоны и записывал что-то в блокнот. Стемнело. Тоненький серп луны, клонившийся к закату, еле-еле бросал смутный полусвет на блестящий металл рельс. Сигнальные огни скорого поезда скрылись за холмом, и светофор вновь смотрел на нас недобрым багряным оком. Черная магия одиночества, окутавшая это странное место, опутала меня, но друг мой сыщик, как натура глубоко практичная, был ей неподвластен.

Дойдя до светофорного столба, он повернулся к нему спиной и пошел прочь, отмеривая шаги. Затем он остановился и достал мерную ленту. Отсчитал на ней, с трудом различая цифры в бледном свете молодой луны, десять футов и шесть дюймов и прижал ленту к рельсу, протянув мне другой конец.

Я медленно пошел вниз, потянув ее за собой. Вскоре она кончилась, и я опустил руку в траву, чтобы отметить место. Рука моя нечто нащупала.

— Бог мой, Колмс! Что это?!

— Пистолет, — просто ответил он. Так и оказалось!!!

Нескоро лондонская пресса забудет сенсацию, которая последовала за публикацией результатов расследования мистера Шерли Колмса в номере «Вечернего Клинка».

Хотел бы я, чтоб моя история здесь и закончилась — но нет!

Колмс законопослушно отдал пистолет в Скотленд-Ярд. Невыносимые шпики, побуждаемые, несомненно, завистью к моему другу, начали выяснять, кому пистолет принадлежал. Вышли на продавца. Тот показал, что никогда не встречал мистера Кипсона, зато продал пистолет человеку, по описанию один в один совпавшему с неким преступником, за которым давно уже установили слежку. Преступника арестовали, и тот в надежде подвести под эшафот своего напарника решил сотрудничать со следствием.

Как оказалось, мистер Кипсон, человек мрачный и нелюдимый, всегда ездил в своем купе один. Это сделало его легкой жертвой. Его убили на обочине путей близ Пеграма, забрали деньги… и только тогда задумались о том, что по-настоящему опасные преступники обдумывают заранее: что делать с телом.

Решили положить убитого на рельсы под колеса подходившего Шотландского Экспресса. Но не успели они втащить его даже на половину насыпи, как Экспресс остановился у светофора. Проводник вышел из вагона и пошел поговорить с машинистом, наведя преступников на мысль сунуть тело в пустое купе. Дверь они открыли ключом покойного. Полагают, что пистолет выпал у них, пока они затаскивали труп на насыпь.

Попытка сотрудничать со следствием провалилась, и Скотленд-Ярд в очередной раз оскорбил моего друга Шерли Колмса, послав ему билет на казнь негодяев.

Говард Четт

ТАЙНА ГРОБОВОЙ ДОСКИ

«Добрый самаритянин», отбывший из французского порта Брест, пришел в нью-йоркскую гавань утром 24 декабря. Поскольку судно было полностью загружено товарами на имя крупного нью-йоркского негоцианта Пека, оно бросило якорь напротив его торгового склада и там же было введено в док.

В тот же день около трех часов пополудни, как раз когда на улицах Нью-Йорка бушевала снежная метель, дверь в конторе мистера Пека приоткрылась. И в полусвете сумрачного дня почтенный торговец увидел перед собой совершенно незнакомого человека странной и неприятной наружности.

Когда неожиданный посетитель сбросил с себя плащ с капюшоном и расстегнул пальто, мистер Пек сумел рассмотреть мертвенно-бледное худощавое лицо с глубоко запавшими глазами, которые, как могло показаться, недобро сверкали из-под резко выдавшегося вперед лба. Череп незнакомца покрывали коротко остриженные волосы цвета воронового крыла, а громадные уши оттопыривались, точно крылья летучей мыши. Кроме того, назвать его худым означало сильно приукрасить действительность: он буквально представлял собой живой скелет…

— Как я вижу, сэр, вы меня не знаете, — заметил странный гость. — Но я принес вам письмо от парижской фирмы Баладона и К°; оно вам объяснит, в чем дело. Из него вы увидите, что я владелец ящика, переданного в Бресте лично капитану Коффину [97] и находящегося в настоящую минуту на борту шхуны «Добрый самаритянин». Посылка адресована на имя «Ремо». Кроме того, на ящике имеется знак, состоящий из двух лежащих одно близ другого колец, пронзенных стрелой. Мне, достопочтенный сэр, нужно получить эту посылку елико возможно скорее. Если я не смогу открыть сей ящик завтра, не позднее восьми часов утра, это окажется величайшим несчастьем в моей жизни.

Слушая эти речи, торговец тем временем просматривал бумагу, поданную ему посетителем. В этом документе все в точности соответствовало словам незнакомца. Так что мистер Пек немедленно написал записку капитану Коффину с просьбой выдать ее подателю вышеупомянутый ящик.

Капитан Коффин сидел за столом в большой каюте, когда вдруг дверь в нее отворилась и на пороге появился худой, как скелет, человек. Капитан был очень занят, он сверял свои записи в вахтенном журнале с пометками в судовой роли, а это не так-то просто сделать при свете висящей на стене масляной лампы; однако он выпрямился, любезно поздоровался с посетителем и предложил ему выпить с ним стаканчик грога.

Но когда незваный гость упомянул о ящике, лицо капитана изменилось, все его добродушие исчезло, а голос сделался резок и груб. Он сердито заметил, что чем скорее уберут «этот чертов сундук», тем лучше, и прибавил, что с тех пор, как он появился на борту, шхуну начали преследовать всяческие неудачи и несчастья.

Этот груз был доставлен на палубу «Самаритянина» хотя и не тринадцатого числа, но в пятницу. Едва его успели поместить в кладовую для товаров, как забушевала жестокая буря, которая преследовала несчастное судно целую неделю. Во время качки этот сундук сорвался с креплений и разбил хранящийся по соседству ящик с превосходными голландскими сигарами. А когда помощник капитана хотел удержать «проклятую штуковину», то получил сильнейший удар по ноге и в результате этого ушиба пролежал дней десять. Во время дальнейшего плавания постоянно налетали бури, причем каждый раз во время очередного шквала «этот чертов сундук» опять срывался с креплений и каждый же раз неизбежно причинял какие-нибудь неприятности. Так что с какого-то момента капитан начал употреблять оборот «чертов сундук» без малейших намеков на переносный смысл, всерьез подозревая, что ящиком овладел некий злой дух.

— Если бы вы знали, что в нем лежит, — заметил гость, — вам, конечно, осталось бы только признать свою правоту.